движение по диагонали.

С. Ковальский. Движение по диагонали. Выставки ленинградских «неофициальных» художников ТЭИИ («вторая волна» 1981-1991 гг.)

Справка

Товарищество экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ1) было образовано «неофициальными» художниками Ленинграда в 1981 году как профессиональное творческое объединение, на основании конституционного права граждан Советского Союза на создание общественных организаций (см. Конституцию СССР2). Первыми его членами стали художники – участники квартирной выставки «на Бронницкой» (14 – 17 ноября 1981 г.).

Целью ТЭИИ являлось преодоление того кризисного положения в русской культуре, когда изобразительное искусство разделилось на «официальное» и «неофициальное».

Опыт нескольких волн эмиграции представителей русской мысли с начала ХХ века и до наших дней показал, насколько пагубно отразился этот процесс на уровне современной отечественной культуры и привел к мысли о необходимости разрешения культурных проблем внутри страны, если думать о сохранении ее духовных ценностей.

Товарищество считало необходимым решать современные проблемы художественного творчества как комплекс новых социальных явлений, с привлечением всех современных средств общественного обеспечения.

Деятельность ТЭИИ обновила культурное пространство Ленинграда и способствовала связи времен в русском искусстве.

Тем не менее, Товарищество Экспериментального изобразительного искусства как организация никогда не было официально признано.

Всего за 10 лет силами ТЭИИ организовано и с разрешения ГУКа3, проведено 13 общих, 48 групповых, 7 персональных официальных выставок в Ленинграде и России и 21 в США и Канаде. В них приняло участие более 500 художников, работающих в самых различных направлениях. Экспонировалось около 10000 произведений изобразительного искусства. При отсутствии реальной рекламы и при заговоре молчания в печати наши выставки посетило более миллиона человек. Многие работы «неофициальных» художников были куплены и стали украшением многих серьезных коллекций современного искусства с мировым именем. Например, Нортона Доджа (США), Людвига (Германия). Только после начала «Перестройки» – одновременно с падением коммунистического режима – «неофициальное» искусство стало демонстрироваться в коллекциях отечественных музеев.

В конце деятельности ТЭИИ, к 1989-1991 гг. в наших выставках участвовали «неофициальные» художники, представлявшие более 20 городов. Навскидку можно перечислить: Таллинн, Рига, Вильнюс, Архангельск, Киев, Полоцк, Минск, Ейск, Дубна, Москва, Новосибирск, Омск, Екатеринбург (тогда Свердловск), Ташкент, Ереван, Кутаиси, Баку, Иван-город, Калининград, Смоленск, Гатчина и Ленинград. В своей выставочной практике ТЭИИ никогда не придавало значения фиксированному членству в Товариществе. Единственным критерием приема работ на выставку был профессионализм художника и эстетическая платформа нового авангарда в его творчестве. За 10 лет выставок убежденными членами ТЭИИ стали 143 художника.

Говоря формально, мы указываем даты работы ТЭИИ: 1981 г. (выставка «на Бронницкой») – 1988 (Манеж, выставка Современного искусства Ленинграда или «правые-левые», как окрестили ее в народе). В этом году так называемая «Перестройка» в СССР докатилась от Москвы до Ленинграда. Эстафета на право независимости художников была передана «де факто». Но можно утверждать, что деятельность ТЭИИ протянулась до 1991 года, так как еще организовывались и проходили в это время выставки «неофициальных» художников в университетских музеях США и Канады.

Предыстория

1977 год ознаменовался затишьем в жизни «неофициального» изобразительного искусства Ленинграда. Прошел пик параллельного официозу квартирного бытования «неофициального» искусства (1964-1976 гг.) (см.карту «памятные места неофициального искусства Ленинграда – Санкт-Петербурга», альбом «Из падения в полет», МНИ4, 2006 г., СПб). Исключение составляли деятельность салона Г. Михайлова и другие редкие квартирные выставки с идиотской реакцией на них властей и КГБ5. Время выставок художников «газаневщины» (от ДК Газа, 1974 г. до ДК Орджоникидзе, 1976 г.) и создание ТЭВа6 закончилось эмиграцией половины его членов. Кто сам уехал, кому мягко «предложили», а кого – депортировали насильно. «Перпендикулярные» действия ТЭВа не привели к успеху. Но это была Пиррова победа властей.

На мой взгляд, эмиграция такого большого количества «неофициальных» художников поколения «газаневщины» не выглядела закономерной. Скорее всего, сыграло роль самоопределение этих художников как людей, которые были не в состоянии продолжить борьбу за свое место на Родине и, соответственно, свою творческую работу дома. К этой мысли их, собственно, и подводила наступательная, провокационная политика органов КГБ. Две группы художников: «Алеф» и «Стерлиговцы» – совершили вполне осознано одинаковый шаг: эмиграцию, но… в противоположных направлениях. Художники группы «Алеф» забрали свои «русские» картины и отправились на Родину предков. «Стерлиговцы» – замкнулись со своими «русскими» картинами в своем узком круге. Группа «Санкт-Петербург» разорвалась пополам. М. Шемякин, О. Лягачев эмигрировали. Ан. Васильев, Вл. Овчинников, В. Уфлянд остались. Художники не питерские, надев семимильные сапоги, использовали наш город как крайнюю к Западу точку опоры, чтобы сделать свой следующий шаг именно туда…

В альбоме «Из падения в полет», посвященном Фестивалю независимого искусства 2004 года, с участием художников-«газаневщиков», которые эмигрировали 30 лет назад, есть фраза А. Окуня: «…с нашим отъездом Питер покончил с собой». Может быть, им, героям-нонконформистам 70-х, вытесненным из родной страны, действительно хотелось, чтобы было так. Но случилось ли это?

В те же 70-е поколение следующей формации: группы «Алипий» и «Летопись» устраивали квартирные выставки, потом выставки в церкви Кирилла и Мефодия, ЛДХС7, ДК Железнодорожников на Тамбовской, в ЛДМ8, выезды на природу с картинами. «Инаки» держали постоянную выставку в квартире С. Ковальского на Пискаревском пр., 48-22. Художники этих групп исподволь раскручивали процесс распада в обратную сторону. Кроме них в Питере оставалась вторая половина «газаневщиков». Еще существовало ленинградское отделение московского Горкома графиков со своим помещением на Васильевском острове, где, как бы нелегально, проходили небольшие выставки живописцев, членов Горкома (чем не центр консолидации питерского авангарда, как в Москве на Малой Грузинской улице?). Мы, «старые» и «новые неофициалы» предприняли попытку объединения с Горкомом, но неудачно. Впоследствии оказалось, что для обеих сторон: Горком закрыли, и некому было поднять «бучу».

Чуть позже мы с Юлием Рыбаковым ездили в Москву, чтобы договориться о совместных действиях с центральным горкомом графики на Малой Грузинской. Но бывший в то время председателем Горкома Эдуард Дробицкий встретил нас холодно и беседовал с нами, демонстрируя свое превосходство в положении, явно пренебрежительно. Разговора не получилось. Но мы «сами были с усами» и послали такое партнерство далеко-далеко…

Летом 1980 года, кстати, случилась так называемая «Олимпийская» выставка в ЛДМ, подготовленная городскими властями для иноземных гостей, которые должны были прибыть на Олимпийские игры. Чтобы выставка выглядела посовременнее, пригласили и нас. Получился хороший «винегрет» из произведений художников, в основном, молодежной секции ЛОСХа и «неофициалов». Жаль только, что мало кто ее видел, т. к. в связи с бойкотом Олимпиады, объявленным «заграницей», гости не приехали. А потом, когда выставку открыли для горожан, конечно же, без рекламы, то никто, кроме друзей и знакомых самих художников ее не посетил. Но для нас выставка была интересна. Посмотрели друг на друга за пределами квартир, провели публичное обсуждение.

«Неофициальные» художники как бы присматривались друг к другу, предполагая в дальнейшем творческие и дружеские отношения.

Серьезной выставкой «неофициалов» стало объединение трех групп художников в том же зале ЛДМ в конце того же года: «Инаки», «Алипий», «Летопись» и примкнувшие к ним одиночки. Всего – 14 художников. Закончилась она, как положено, скандалом (ситуация описана в альбоме «Из падения в полет» в статье С. Ковальского «Квартирная история, или Параллелошар в Черном квадрате»).

Власти сами провоцировали наши дальнейшие действия. После очередных переговоров с Управлением культуры по поводу большой выставки, нам запретили делать выставки по количеству художников более 4-6 человек. Разрешались только маленькие выставки в фойе окраинных кинотеатров. Это возмутило нас. К концу 70-х гг. мы уже внутренне созрели для того, чтобы потребовать для себя и своего искусства достойного места в обществе.

Стоило ли нам для этого создавать организацию? Не художническое это дело. Но, ничего не делая, теряешь надежду на лучшие времена. Нас подталкивала мысль: не допустить очередного разрыва в историческом времени русской культуры.

Примерно черед полгода, в ноябре 1981-го, «неофициальные» художники второй формации организовали крупнейшую квартирную выставку «на Бронницкой», в которой приняло участие 62 художника. Один из них впоследствии просил не упоминать его имени в списках и самиздатовском каталоге. Так и осталась в истории цифра 61. Основная часть участников стала первыми членами ТЭИИ (сначала ТЭИ, объяснение см. в статье Ю. Новикова в альбоме «Из падения в полет»).

Параллельно тем же Ю. Новиковым было составлено огромное письмо, безжалостно «заредактированное» желающими художниками, в отдел культуры при ЦК Компартии тов. Б. Шауро и Министру культуры тов. П. Демичеву, с подробным анализом происходящего в жизни изобразительного искусства в Ленинграде, как в ЛОСХе, так и за его пределами. Нами было сделано предложение признать Товарищество экспериментального искусства в качестве второго официального творческого союза профессиональных художников. Но, к нашему сожалению, за этим письмом уже не стояла вся мощная масса «неофициальных» художников Питера, которая могла бы оказать моральное давление на власти, необходимое для положительного решения вопроса.

Тем не менее, в конце письма мы заявляли, что если положительного ответа не будет, то Товарищество начнет свою работу, существуя «де факто».

Так оно и получилось. Несмотря на то, что впервые за всю историю обращений «неофициальных» художников в руководящие инстанции, мы получили ответ… Такой же безликий, как и подпись под ним.

Мы начали деятельность ТЭИИ без «высочайшего» соизволения.

Самоопределение

Основой ТЭИИ в Ленинграде стали художники 70-х и 80-х, которые как бы жили и работали на нейтральной полосе политической эпохи «застоя», как принято стало определять это время. Казалось, жили бы да не тужили в своем подполье!

Но в художественной жизни Петербурга-Ленинграда в последней половине ХХ века не оставалось нейтральной полосы для неангажированных государством творческих людей. Мы, художники, не могли быть за границами добра и зла, но всегда между ними.

Однажды я нашел у кого-то (может быть, у А. Битова) такое определение: «Напряжение границы». Вероятно, пока художник чувствует моральную и нравственную необходимость этого напряжения, он жив, как свободный творческий человек. Очевидно, что именно такие художники начали работу ТЭИИ, полагаясь на свой инстинкт самосохранения. Необходимо было поддерживать друг друга, а если не друга, то художника как друга, чтобы, балансируя как на острие бритвы, не соскользнуть ни вправо, ни влево, продолжая ощущать напряжение этой границы между добром и злом.

Вот почему, наверное, нам, «неофициальным» художникам понадобилось объединиться в Товарищество. Понимали ли мы, что это такое?

«Товарищество – состояние, быт, связь, союз и взаимные отношения товарищей.»

«Товарищ – дружка, сверстник, ровня в чем либо; однолеток; односум; помощник; сотрудник; соучастник в чем.»

Толковый словарь В. Даля

Более позднее советское определение: «Товарищ – человек, связанный с другими лицами принадлежностью к одному коллективу, организации, группе, среде и т.п. Человек, которого объединяют с кем-нибудь общие занятия, деятельность, взгляды, условия жизни и т.п.»

Энциклопедический словарь 1955 г.

Первые два определения больше подходят к тому образу отношений, в которых мы, вольные художники, хотели бы находиться между собой. Как только звучат слова: «человек, связанный…» – из советского словаря, сама возможность сотоварищества ставится под сомнение.

И все же, желая жить бескомпромиссно, мы оказались вынужденно связанными вместе во многом.

У нас, независимых художников, не было прошлого. Вот почему: «независимые». Это как у подавляющего количества советских людей не было взрослой жизни: сначала детство, детство, детство, а потом вдруг и безоговорочно – старость. Мы слышали про авангард начала ХХ века, что-то видели, что-то читали, в основном, домысливали, но это было не наше прошлое. Мы давно распечатали Черный квадрат Малевича. Было бессмысленно пытаться как бы продолжать тот авангард. У нас уже были иной язык и другая форма, не отрицавшие мировых традиций, но тем самым еще более непонятные и страшные, чем авангард столетней свежести, вечному государственному человекообывателю.

Вот, как говорит художник Алек Рапопорт об этом на примере «неофициальных» художников первой послевоенной формации, перечисляя следующих: А. Арефьев, Г. Богомолов, Е. Горюнов, Ф. Гуменюк, Ю. Дышленко, Е. Есауленко, Ю. Жарких, И. Иванов, А. Леонов, В. Некрасов, В. Овчинников, Ю. Петроченков, А. Рапопорт, В. Рохлин. Е. Рухин: «Названные художники были типичными представителями петербургско-ленинградской художественной школы, не отрицавшими предыдущую изобразительную культуру, но углублявшими и укреплявшими ее. Оперируя вновь открытыми для себя формами, будь то традиционно исконного искусства или же русского авангарда конца ХIХ – начала ХХ вв., они героически пытались прорваться сквозь скорлупу коммунистических догм к “духовному концентрическому конусу”. На расстоянии времени можно смело сказать, что в отличие от прагматичных москвичей, высоко профессиональное творчество этих художников находилось в пределах “мировой софийности, чьим умным художеством устраивается мир как храм”»10.

Думаю, что под этими словами могли бы подписаться большинство «неофициалов» второй формации.

По большому счету можно сказать, что пафос работы ТЭИИ сводился и к тому, чтобы тем, кто вырвался на свободные хлеба заграницу зла, было, куда возвратиться. И речь не обязательно о возвращении человека на свое первое ПМЖ11 в том же качестве, А о главном: возвращении его души, которая трудилась в изгнании или во время путешествия – кому как нравится – на свою Родину, и была отображена в произведениях искусства носителя этой души. Ведь где еще поймут всю их глубину, как не дома?

Нам предстояло осознать свое собственное место в истории, заявить об этом и отстоять его на всю оставшуюся взрослую жизнь.

Это было уже самоопределение «неофициальных» художников второй формации как людей, способных сообща отстоять свое место на Родине. Нам даже не пришлось его искать, мы просто вспомнили, что родились и живем дома.

Из тех «газаневщиков», кто остался в Питере, мало кто сразу поверил в перспективу ТЭИИ. А главное – в его необходимость. Многие остались сами по себе, кто-то все же вступил в члены Товарищества, предполагая иметь в его лице поддержку. Но и те, и другие принимали участие в наших общих выставках.

Из «газаневщиков», которым было сделано приглашение вступить в ТЭИИ, постепенно откликнулись И. Иванов, Ю. Петроченков, Г. Богомолов, В. Афоничев, В. Афанасьев, Л. Борисов, Ж. Бровина, Л. Болмат, Ан. Васильев, А. Гуревич, В. Герасименко, Ю. Гобанов, Н. Жилина, В. Гоос, Б. Козлов, Ю. Козлов, А. Коломенков, А. Манусов, Вл. Михайлов, Ю. Медведев, Ю. Рыбаков, В. Соловьева, В. Шагин, О. Шмуйлович, И. Ясеницкий. По определенным дням в помещении «Клуба-81»12 на ул. П. Лаврова, 5 собирался выставком и желающие члены ТЭИИ, чтобы принять кандидатов с их картинами на предмет участия в следующих выставках и последующего приема в ТЭИИ. Для этого необходима была рекомендация двух членов ТЭИИ.

Узнав, как много нам «неофициальным» художникам и литераторам удалось сделать в 80-е годы, кому-то может показаться, что жилось нам хорошо и вольготно. Может быть, в 70-е давление властей было брутальнее. Тогда отсидели в тюрьме Ю. Рыбаков, О. Волков, Г. Михайлов, Ю. Вознесенская. Но в 80-е сидели в тюрьме Армен Аветисян, Вячеслав Долинин, опять Г. Михайлов. В психушку забирали Г. Устюгова, В. Шагина, В. Нестеровского, и так же, как и ранее, – многих увольняли с работы.

«Неофициальные» художники по-прежнему не имели права открыто зарабатывать себе на жизнь своим профессиональным трудом, арендовать мастерские, создать свою творческую организацию официально.

Самоорганизация

После получения ответа из высших инстанций, отправлявшего нас прямиком в болото самодеятельных непрофессиональных художников, у нас было много собраний. Вырабатывалась система управления Товариществом. Инициативная группа была переименована в оргкомитет. Художники боялись чьей-либо власти над собой и все обсуждения преобразований крутились вокруг того, насколько демократична их форма. Составлялись списки художников для различных выставок. Не все хотели выставляться со всеми. У каждого было какое-то свое понимание ценности своего искусства. Было принято решение о том, что на каждую выставку должен выбираться свой выставком, куда могут быть допущены и художники – члены оргкомитета. Новиков, как искусствовед, не принимался в расчет (кроме 1-й выставки ТЭИИ).

«Ирония – подлая мама», – сказал в одном из своих стихотворений Алексей Шельвах, поэт питерского андеграунда, с которым я имел честь сидеть на одной парте в 9-м классе.

Вот эта ирония в той ситуации, в которой мы оказались, основав ТЭИИ, выручала нас неоднократно. Например, можно ли себе представить, что художник добровольно займется сочинительством обращений к правительству страны или в инстанции, пытающиеся управлять культурой страны, отвозить эти письма лично, ждать ответов, составлять заявки на выставки огромного количества других художников? Но, чертыхаясь и посмеиваясь над собой и друг над другом, мы делали это, пародируя государственных человекообывателей. Они ведь не знали другого языка. Некоторые перипетии описаны в тексте С.Ковальского «Квартирная история, или Параллелошар в Черном квадрате» в альбоме «Из падения в полет». Вершиной нашего «падения» был устав ТЭИИ, составленный с «десятого» захода на общих собраниях первых членов Товарищества. Самоорганизация требовала жертв.

Как серьезная организация, ТЭИИ обросло положением о выставочной деятельности, управленческой ячейкой художественного сообщества, выставкомами, самиздатовским печатным органом «Вестник ТЭИИ», в котором печаталась хроника событий, планами стратегического развития и архивом!

В этой рутинной работе прошли зима , весна и лето 82-го года. Мы подали в Ленинградское управление культуры заявку на проведение выставки «неофициальных» художников, первых членов ТЭИИ. Беседа с зам.начальника ГУКа госпожой (тогда – товарищем) О. Селезневой была напряженной, но был обещан ответ. Через какое-то время мы были вызваны к госпоже В. Печевой (она же – Дементьева), от нее узнали, что нам разрешается провести выставку в ДК им.Кирова. Самоорганизация дала результат.

Разумеется, запрещено было упоминание ТЭИИ, название выставки, книга отзывов, продажа картин, пригласительные билеты и любые другие официальные оповещения и афиши. Но мы решили выставку делать.

Собирание

1-я общая выставка ТЭИИ (14 – 31 октября 1982 года, ДК им. С. Кирова, 42 художника).

Инициативная группа: С. Григорьев, С. Ковальский, Ю. Новиков и еще ряд художников составляли выставком. Приходилось на многие работы смотреть отчасти глазами «официоза» и решать, подпадает сюжет или форма картины под запретные пункты советской цензуры или проходит: на наш взгляд никто ничего страшного не принес. К свержению советской власти не призывал, религию не проповедовал, порнографию не представлял.

Мы сделали экспозицию и стали ждать городскую выставочную комиссию для ее приема.

До этого в зале появлялся инкогнито соратник господина (опять же, тогда – товарища) П. Н. Коршунова (он же – Кошелев) – нач. отдела по борьбе с идеологическими диверсиями КГБ, прибегала В. Печева смотреть, не творим ли мы чего несусветного. Надо сказать, что этот Коршунов, который как бы кураторствовал над «Клубом-81», Рок-клубом и участвовал в наших переговорах с Управлением культуры вторым планом, брал на себя роль некоего дирижера или режиссера событий, все время подчеркивая свое положительное для нас влияние на «Управу». Поскольку руководимый им отдел существовал реально и занимался нами всерьез, приходилось играть с П. Н. Коршуновым. Чего ради и сейчас трудно объяснить, потому что диверсий мы не готовили, диссидентами не были, но казалось, что из художников хотят сделать таковых. От глупости, утвержденной на государственном уровне, любое терпение может лопнуть.

И вот явилась городская выставочная комиссия. Сразу выгнали всех художников из зала. Но мы трое (С. Григорьев, С. Ковальский, Ю. Новиков), как инициативная группа, остались. Стою я и вижу напротив себя 11 незнакомых мне людей, которые, не обращая на нас внимания, начинают осматривать нашу экспозицию. Тогда я обратился к этой маленькой толпе с просьбой представиться нам, предварительно представив своих товарищей и себя. Толпа как-то засмущалась, но делать было нечего, начали представляться, как в приличном обществе. Конечно, сейчас, четверть века спустя, я не помню их имен, но поразил должностной состав: в комиссии было 1 или 2 художника, членов ЛОСХа, а остальные члены или председатели, кто их разберет, парткомов, обкомов, комсомолов, «Управления культурой» и скромно непредставившийся юный господин N в штатском (простите – товарищ). Смешная ситуация: пошли они по составленному нами списку названий работ «ковырять» экспозицию. Что-то требовали убрать, где-то поменять название. Например, у Б. Митавского в названии «Петербургский этюд № 1» должно было исчезнуть первое слово. Все это, конечно, без объяснений. Но мы уж решили, что 1-ю выставку нам надо открыть, так что на компромиссы по работам идти будем, но не уступим ни одного художника, если все его работы будут сниматься. Этого принципа мы придерживались и далее всегда. Боролись за каждого. И все вроде бы шло неплохо, хотя список претензий рос, и мы обсуждали его потом еще три дня, не уступая комиссии и не открывая выставку. Но тут случилась совершенно замечательная история. Количество работ в списке не сошлось с количеством реально экспонированных. Их было на одну больше. И эта неучтенная работа оказалась прямоугольной дырой в стенде, на который вешаются картины. Под ней была подпись: «0-объект» и фамилии авторов: Тимур Новиков и Иван Сотников. Списки составлял я, и когда это делал, надписи этой не было. Госпожа Печева махала бумагами и обвиняла нас в нечестности. И в чем-то была права. Я же был потрясен подлянкой со стороны своих товарищей. Ведь, пока делали экспозицию, все уже обсудили этот вопрос с дырой. Даже спорили за авторство – кто первым отметил ее как произведение искусства. Глеб Богомолов утверждал, что это он сказал о дыре Тимуру. Борис Митавский уверял, что первооткрыватель – он. Но потом все посмеялись и забыли про это, и вот тебе – на! – неучтенная работа и «дипломатический скандал». Я тут же нашел Сотникова, кинул ему наклейку и в суровой форме порекомендовал не попадаться мне более на глаза. Происходило это в какой-то кладовке с глазу на глаз, что позволило потом Сотникову заявить, что я чуть ли не пытался его убить. Тем временем наклейка под дырой опять появилась. И опять я ее срывал. Потом наступил период переписки с авторами «дыры»13.

Госпожа Дементьева (она же Печева) билась в истерике. Органы КГБ колебались и не могли определить свою позицию в этом вопросе четко. Фарс продолжался.

В конце концов выставка была открыта. К нашему удивлению, публика хлынула потоком. Люди соскучились по большим выставкам независимого искусства. Это укрепляло наше самосознание. Оказалось, что мы нужны. Происходили даже продажи работ. Нам делались предложения выступить на предприятиях, чем мы впоследствии воспользовались. Подходило много молодых неизвестных нам художников. Мы знакомились, приглашали их на просмотры.

Чтобы не зависеть от отсутствия официальной рекламы, запрещенной для нас, мы придумали следующее: я и С. Григорьев расхаживали по выставочному залу с плакатами, надетыми на себя (положить их на столик у входа в зал нам запретили). На них было написано обращение к зрителям, чтобы они подходили к нам и оставляли свои телефоны или адреса, для того, чтобы ТЭИИ могло оповестить каждого из них их лично о наших следующих выставках. Психологический опыт: насколько людям необходимо искусство. К нашему удивлению преодолевали себя и свой страх в этой непривычной ситуации многие.

Мы пользовались этим приемом на других выставках, и у ТЭИИ образовалась картотека с именами тех, кто приходил к нам по первому зову. Это был «корпус быстрого реагирования», как я его назвал. Конечно, надо было по многу часов «висеть» на телефоне, хотя в этом предлагали свою помощь те же зрители, но зато мы всегда знали, что к намеченному нами открытию выставки у дверей зала будет толпа, которая морально будет давить на комиссию по приему выставки, с которой нам приходилось каждый раз торговаться за каждую работу по нескольку дней. И открытие выставки перекладывалось со дня на день. Но общественность знала об этом, и мы понимали, что мы не одни – нас поддерживают горожане.

Выставка закончилась публичным обсуждением в помещении джаз-клуба «Квадрат», там же – в ДК им. Кирова. Зал был полон. Выступали искусствоведы Ю. Новиков от нас и А. Дмитренко от ЛОСХа. Последний выбрал снисходительно-покровительственный тон старшего брата. Суть его речи сводилась к тому, что выставленные произведения, хоть и интересны, но не тянут на профессиональный уровень Союза Художников. Выступающий был освистан. Далее выступали зрители, и сказано было много хорошего. Чувствовалось, что говорят серьезные любители изобразительного искусства.

Нами было принято решение делать следующую выставку с участием только тех художников, кто не выставлялся на этой выставке. Соответствующая заявка уже лежала в ГУКе.

Внутри и вокруг ТЭИИ стали образовываться творческие группы: «Пятая четверть (5/4)», «Митьки», «Дикие», «Новые», «Некрореалисты», чуть позже «ТИР»14.

После нашей первой выставки резко возросло количество контактов с любителями современного искусства. И, во многом, благодаря активности С.Григорьева, было принято решение «идти в народ». Начиная с зимы 83-го и 84-го мы провели несколько довольно интересных выставок и встреч в таких организациях как Ленэнерго, ТЛГС на ул.Герцена, Машиностроительный завод на Васильевском острове, завод «Севкабель», институт ядерной физики в Гатчине, Университет, несколько раз творческая группа «Пятая четверть (5/4)» в дизайнерской мастерской Е.Орлова на ул. Дзержинского 28 и в Доме Ученых в Лесном, группа «Митьки» в клубе ученых в Усть-Ижоре при НИЭФА и в том же доме ученых в Лесном. Замечательные вечера проходили в объединении «Авангард». Можно гордиться тем, что ТЭИИ – первым во второй половине ХХ века – показало и рассказало людям о художнике П. Филонове.

Я где-то достал альбом чешского происхождения с черно-белыми иллюстрациями, переснял их на слайды и показывал собравшимся. А свои воспоминания о Филонове читал его ученик О. Покровский.

На втором вечере мы показывали слайды художников ТЭИИ, а Сергей Курехин, по моей просьбе, исполнял роль тапера, импровизируя на рояле на фоне изобразительного ряда.

Но, вероятно, эти выставки получили резонанс и за пределами предприятий. Очевидно, что КГБ сделал втык «1-м отделам» этих предприятий, потому что вдруг нас перестали приглашать или давали вежливые отказы.

Внутри ТЭИИ мы проводили диспуты на заданную тему. Например, на чьей-то квартире выступал Сергей Шефф «О духовности в современном искусстве». На другой квартире в два приема выступал Виктор Богорад с темой «Парадоксальное мышление в неофициальном искусстве». В помещении «Клуба-81» была встреча с московскими концептуалистами Н. Абалаковой и А. Жигаловым.

На нашей 1-й выставке было много гостей города, которые приглашали нас с выставками к ним. Мы были молоды и легки на подъем. Одними из первых поехали летом 83-го в Эстонию М. Иофин, К. Миллер, Д. Шагин. Потом мы ездили в Ригу с лекцией о «неофициальном» искусстве Ленинграда с показом слайдов. Это было в самом популярном в то время кафе «Аллегро». Народу набилось – битком. Дышать было нечем. Проектор был без вентилятора и нельзя было держать изображение на экране подолгу.

Но публика требовала смотреть детальнее. Помню, что рассказывая об авторе и комментируя картины, я с ужасом и восторгом одновременно, наблюдал, как покрывается пузырями и плавится изображение на экране – слайд горел, «горела» и публика, горели мы, и это было грандиозно!

2-я выставка ТЭИИ ( 5 – 20 апреля 1983 года, ЛДМ*, 47 художников).

Она прошла без особых осложнений. На приемке экспозиции привычные придирки комиссии и «торговля» в течение 2 дней. Состав выставленных художников был полностью сохранен.

Для ТЭИИ было важно, что в количество его членов увеличилось более, чем в два раза.

При анкетировании зрителей (обработано 420 анкет) выявлены художники, пользующиеся наибольшей популярностью: Б. Тарантул, В. Сухоруков – большинство голосов; а также В. Максимов, В. Андреев, Е. Орлов, Ю. Лесник, М. Иофин, А. Семенов, Е. Тыкоцкий, В. Шинкарев. Произведения, пользующиеся наибольшей популярностью: семь графических иллюстраций к роману Булгакова «Мастер и Маргарита» Б. Тарантула, композиция из шести живописных полотен «Балаган» Е. Орлова, «Странники» В. Сухорукова, «Прыжок» Ю. Лесника.

Параллельно был проведен опрос участников выставки. По результатам его правление ТЭИИ определило художника, работы которого на этой выставке были наиболее интересны коллегам. На обсуждении выставки был вручен Диплом им. Петрова-Водкина Батищевой Наташе.

Также было отмечено самое интересное для участников выставки произведение. Им оказалась композиция, посвященная театру: «Балаган» Евгения Орлова.

3-я выставка ТЭИИ ( 5 – 21 августа 1983 года, ДК им. Кирова, 46 художников).

На эту выставку, в основном, были собраны «неофициальные» художники, которые познакомились с ТЭИИ на предыдущих двух выставках и получили приглашение в результате предварительного просмотра их работ. Среди них художники из Гатчины.

Наконец-то, выставились классики ленинградско-петербургской школы живописи, художники круга А. Арефьева, которые не принимали участие в официальных выставках очень давно. Даже в ДК Газа и Невском. Посоветовавшись с Димой Шагиным, я написал от лица ТЭИИ персональное приглашение Рихарду Васми, Шолому Шварцу и Валентину Громову. И оно было принято и эти художники выставляли свои работы с нами. Это укрепляло ТЭИИ и грело сердце. На этой выставке разрешили книгу отзывов, ГУК хотело забрать ее себе, но не помню кому она досталась.

4-я общая выставка ТЭИИ (27 марта – 27 апреля 1984 года, ЛДМ, 164 художника).

На этой выставке нам удалось объединить все наши творческие силы в одну огромную выставочную композицию, которую мы назвали фестивальной. Нам даже разрешили напечатать пригласительные билеты, которые поступили поздно и мы не успели никому их раздать.

Были напечатаны афиши, но к середине выставки. Нам не позволялось написать кто мы такие. О «ТЭИИ» даже речь не шла. Слова «современное» (искусство) и «фестивальная» (выставка) вычеркивались так же, как и «ленинградские» (художники). Значилась на афише «какая-то» весенняя выставка «какого-то» изобразительного искусства. Выставка открывалась 2 дня, и все это время шел торг за имена, работы, названия.

Для примера привожу протокольную запись перипетий этой борьбы. «Во время перепалки с городской комиссией произошел печальный для всех, но характерный, случай, демонстрировавший подневольное положение официальных художников ЛОСХа. Комиссия, в состав которой от ЛОСХа входил известный художник и сам бывший бунтарь Завен Аршакуни, ополчилась на картину Соломона Россина “Великий всадник”, героем сюжета которой был Лев Толстой, изображенный в известной Россинской экспрессивной манере, которая давала простор фантазии зрителя, каковыми в данный момент являлись и члены комиссии. Очевидно, что их собственные фантазии им не понравились. Чтобы как-то профессионально мотивировать изгнание работы из экспозиции, председатель комиссии обратилась к официальному художнику Аршакуни с требованием критики картины “неофициального” художника Россина, т. к. всей комиссии показалось, что писатель Лев Толстой относится к кругу неприкасаемых, кононизированых фигур русской культуры, наравне с вождями революции, и писать его следует строго по канону, утвержденному ЦК Компартии, и проводника его идей Союза художников. Безмерно было наше удивление, когда воодушевленный оказанным ему доверием Городской выставочной комиссией, Аршакуни довольно резко отозвался о художественных достоинствах картины и высказался за ее изъятие из экспозиции выставки. Собрат поднял руку на собрата, и завязалась свара. Соломон Россин публично дал слово, что более никогда не подаст руки Аршакуни. Вот!»

5-я общая выставка ТЭИИ «Грани портрета» (17 сентября – 8 октября 1984 года, ДК им. Кирова, 129 художников).

Время этих лет 1984-1986 гг. было самым тяжелым для ТЭИИ. Выставка «Грани портрета» вызвала наибольший резонанс в среде не только рядовой публики, но и критиков. Их статьи появлялись в «самиздатовских» журналах «Часы», «Обводный канал», «Митин журнал», «Транспонанс». Официальная пресса продолжала обливать нас грязью. Совет ТЭИИ претерпевал изменения и еле успевал осмысливать инициативы остальных художников.

6-я общая выставка ТЭИИ (19 марта – 12 апреля 1985 года, ЛДМ, 197 художников).

Это была самая большая выставка ТЭИИ с приглашением большого числа иногородних художников. Всего 818 работ. И это время стало периодом завершения собирания ТЭИИ по драгоценным художническим крупицам.

Конечно, это беспокоило власти! Именно то, что это было цеховое Товарищество «неофициалов» в масштабах Империи. Само наше бесконтрольное существование и требования возможности свободы передвижения и прочих прав творческого человека. По ленинградскому ТВ уже прошел фильм «Наемники и пособники», в котором в качестве и тех, и других фигурировали «неофициальные» художники на своей выставке. На выставке 1985 года по заказу КГБ были начаты съемки второй серии «Наемников…», но фильм не был закончен и не вышел в прокат, т.к. в стране близились политические перемены. Затем художники ТЭИИ уже достаточно спонтанно организовывали групповые и персональные выставки.

Кризис надежды

7-я общая выставка ТЭИИ (24 декабря 1985 года – 20 января 1986 года, в «Кинематографе» (ДК им. Кирова), 80 художников).

Эту выставку нам удалось вырвать у ГУКа с большим трудом.

Создавалось впечатление, что чем явственнее становилось понятно, что политические перемены в стране необратимы и грядет демократизация общества, тем неприступнее были советские чиновничьи ряды.

8-я общая выставка ТЭИИ (15 – 19 мая 1986 года, ЛДМ, 183 художника).

Эта выставка оказалась кульминационной в деятельности ТЭИИ. Она не была открыта самими художниками в знак протеста против цензуры со стороны городской выставочной комиссии, которой открыто руководил сотрудник КГБ П.Коршунов.

Когда я мысленно восстанавливаю в памяти готовую экспозицию, язык не поворачивается назвать эту выставку несостоявшейся. Можно считать, что была освоена еще одна ступень на пути становления ТЭИИ, как объединения художников новой формации, четко осознающих свое место в контексте современной культуры.

Выставка состоялась несмотря на то, что существовавшая три дня экспозиция (почти как на выставке в ДК им. И. И. Газа в 1974-м) официально не была открыта. Можно испытывать сожаление, что видело ее, помимо участников и создателей, две-три сотни близких художникам людей, вопреки сторожевому рвению администрации.

Рассказывая об этой выставке, на мой взгляд, лучшей из организованных Товариществом, вспоминаю свое наблюдение, что те, кто пытался ее раздергать, делали это, ощущая повышенную актуальность содержания и убедительное отражение сегодняшней реальности в противовес тому идиллически-обезличенному искусству официоза, служить которому они были призваны. В этом, наверное, причина столь жесткой позиции городской выставочной комиссии – любой ценой не допустить творческого становления Товарищества художников, свободных от государственной системы подавления личности в искусстве. Товарищества, которое от раза к разу все убедительнее показывало на своих выставках необходимость расширения понимания реализма и правдивое отображение всех граней нашей жизни на том уровне, когда становится невозможным существование пестуемого официозом, так называемого социалистического реализма – реализма раскрашенных восковых символов.

Товарищество продемонстрировало высокий профессиональный уровень и оригинальность работ, значимость которых было трудно было не отметить.

Действительно, если говорить о лучших работах на этой выставке, то в их число попадут почти все «запрещенные» работы. Ни одно запрещение не было аргументировано на профессиональном уровне. Мы слышали жалкий лепет представителей администрации ЛДМ по поводу работ Сергеева С., что-де его персонажи изображены в той одежде и с теми прическами, с которыми ЛДМ призван бороться в среде молодежи, поскольку это чуть ли не фашизм. Вспоминаете: пролеткульт и 50-е годы? От художников ЛОСХа мы слышали, что существуют каноны (какие? где?!) написания Льва Толстого и Горького, и что пластика, в которой работает С. Россин, неприемлема для отображения этой тематики так же, как и неприменима к изображению Зои Космодемьянской (того же автора).

Работа Е. Тыкоцкого не была разрешена к демонстрации за то, что на шапке инвалида изображена красная звезда. Это требование было вызвано общим запрещением «неофициальным» художникам изображать советскую символику, что заведомо ставит их в положение граждан второго сорта.

Одним из немногих остросоциальных художников являлся Афанасий Пуд. Странным казался запрет его работ, в то время как по всей стране приветствовалась позитивная критика. Этика поведения в нашем обществе находилась на крайне низком уровне. Не в этом ли одна из причин его деградации? Долг художника – дать понять тем, кто берется «управлять культурой», как бессмысленно выглядит их начальственные идеи на этом поприще, ибо они не знают, что такое культура. Графика Пуда работала именно в этом направлении, но была запрещена к экспонированию – власть узнала себя.

Камнем преткновения оказались работы Вика. Комиссия умудрилась разглядеть в летящем на сказочной птице мужике А.Солженицына. Оказывается, уважаемые члены комиссии его хорошо знают и помнят. Белый же голубь был окрещен символом религиозной пропаганды.

Это самые «серьезные» объяснения запрещения работ. А чехарда с названиями?! Желание чиновников застраховаться от дурного глаза выглядит просто идиотизмом: «Библейские сказания», «Лунный свет» или «Добрый вечер, сеньор Маринетти», «Цивилизация» и т. д. – все оказалось недопустимым.

Заметны были работы Игоря Орлова «Библейские герои», оповещающие о приближении праздника 1000-летия крещения Руси.

Необыкновенна работа Андрея Буянова. И не только благодаря оригинальности приема, не встречавшегося ранее. Собственно говоря, это даже работой художника в мирском понимании не назовешь. Андрей от выставки к выставке последовательно развивал идею современной иконы. Оценивать его успех или неуспех в этом невозможно, пользуясь привычными художническими критериями. Знаю одно, что за теплой поверхностью рубленых ковчегов, открытых взгляду досок, тесно составленных вместе, ощущаются глубокие традиции, освященные верой. Но в то же время само произведение не смотрелось ортодоксальным. Каждый может решить для себя сам, чей лик изобразил художник: себя ли, Христа, идею…

Как всегда одним из самых светлых мест на выставке было то, где находились работы Евгения Орлова, посвященные святым местам русского Севера. Библейским сюжетам были посвящены работы Мелехова Олега (Калиниград). Небольшого размера, экспрессивные, напряженные, они концентрировали на себе внимание, несмотря на неудачную развеску. Можно было лишь сожалеть о том, что это лишь часть цикла. Но и к этим работам художников советская цензура не была снисходительна.

По традиции, отвечающей духу своего движения, несколько хаотичным пестрым ковром смотрелась экспозиция «Митьков». При всей человеческой симпатии к «братушкам» нельзя не заметить, что работы пестуемых Митей Шагиным учеников действительно… ученические. Зато запомнилась работа самого Шагина – портрет Гумилева. «…В час вечерний, в час заката каравеллою крылатой проплывает Петроград…» Глубокая сильная работа, реминисцирующая с судьбами многих современных русских поэтов.

Осмотр экспозиции группы «Новых» можно было начинать с потолка. К сожалению, это не принципиальный ход, а необходимость. «Новые» после своей зимней выставки в ЛДХС предстали более сплоченной и оформившейся группой. И места им явно не хватило. Отсюда некоторая скомканность экспозиции, многие хорошие работы «пропали». Интересна работа «Гибель Челленджера» Тимура Новикова. Памятником астронавтам и предостережением современной цивилизации смотрелась огромная, метра три шириной, коллажированная клеенка, которая черной полосой начиналась на полу, проходила по стене и кончалась на потолке. Верхнее черное пространство работы оплавлено сбоку, как от огненной вспышки.

Отрадно отметить некоторое взаимопроникновение творчества музыкантов и художников. На выставке была представлена работа Бориса Гребенщикова, лидера рок-группы «Аквариум», а также работа Коли Васина «Наблюдая за колесами», посвященная Джону Леннону. Некоторые слова этой песни, из последнего альбома Леннона “Double Fantasy”, странным образом верно отображают положение наших неофициалов: «Меня называют безумцем – за то, что я делаю то, что делаю».

Огорчало и настойчивое стремление ленинградских властей отказать в праве участия в наших выставках иногородним художникам.

Уже трудно было представить наши выставки и группу «Пятая четверть» без работ Сергея Сигея (г. Ейск). На этой выставке была его прекрасная работа «А Матюшина ты знаешь?», которая являлась как бы символическим мостом между интереснейшим периодом русского искусства начала ХХ века, похороненным советским искусствоведением и нашим, еще не открытым широкой массе зрителей.

К соцарту можно отнести творчество Всеволода Лисинова (г. Смоленск) – его историческую работу «1 Мая 1954 года» также запретили.

Робкие попытки ленинградцев на предыдущих выставках представить концептуальное искусство были поддержаны на этот раз «вторжением» москвичей. «Я и ты, или Трогательная жизнь двойной проекции в течение месяца» – так называлась пространственная композиция Абалаковой – Жигалова. Прожила она, по известным причинам, всего три дня, причем ее дважды запрещали, а затем художники ее восстанавливали.

Были запрещены и мои работы. Одна из них создана в знак солидарности с теми иногородними художниками, которым ленинградские власти хотели запретить выставляться с нами. Перед большим черным холстом с надписью «Вход воспрещен», которую можно было прочесть как: «Вдох воспрещен», на полу стояли штандартики с символическими фрагментами уже известных нашему зрителю работ этих запрещаемых ГУКом художников.

Всего было запрещено 44 работы 25 художников. Согласиться с этим было все равно, что запретить себе свободно дышать…

Наше несогласие с советской цензурой было нашей победой. И все же ложку дегтя нам подложили. И не кто-нибудь, а свои же художники. Они приняли участие в большой выставке самодеятельности в Манеже, куда всех желающих любезно направило ГУК после того, как мы не открыли свою в ЛДМ. И вот психология! Нашлись-таки восемь человек, для которых было важнее оставаться в хороших отношениях с Властью.

Штрейкбрехеры, как правило, говорят, что они вне политики и им надо кормить свою семью: никаких обид. Но мне и сейчас кажется, что эти художники поступили не по-товарищески.

Власти явно не хотели признавать нас, как профессиональную творческую организацию, стараясь посеять раздор внутри ТЭИИ и раздробить на части. Но когда переговоры между Советом ТЭИИ и официальной стороной зашли в тупик, инстинкт самосохранения, в который раз сработал и художники на общем собрании опять консолидировались. Было составлено и отправлено последнее письмо ТЭИИ верховному правителю страны, теперь уже М. С. Горбачеву к ХХVII съезду КПСС. Чтобы дать понять властям, что мы от своего не отступимся.

Оно содержало анализ ситуации в изобразительном искусстве Ленинграда, отчет о проделанной работе ТЭИИ и конкретные предложения, направленные на легализацию по-прежнему «неофициальных» художников, и на улучшение положения в изобразительном искусстве в целом. К сожалению, ответа мы не получили. Все оставалось как в прошлом, но мы преодолели это время «кризиса надежды».

Параллельно, опять же в последний раз, была устроена серия квартирных выставок под общим девизом: «Дни открытых дверей».

Вот когда в полной мере пригодился нам «корпус быстрого реагирования». Наши постоянные зрители «рядами и колонами» пошли на эти выставки. Помню, что к Ю. Рыбакову стояла очередь от улицы по всей лестнице подъезда до последнего этажа.

Предчувствие свободы

9-я общая выставка ТЭИИ (14 – 25 января 1987 года, выставочный зал «Ленэкспо», Гавань, 160 художников).

Начиная с этой выставки советская цензура перестала для нас существовать.

Выставка была результатом активных действий художников по организации квартирных выставок в 1986 году. Управление культуры кинуло нам с барского плеча огромный пустой стеклянный куб – выставочный зал на территории «Ленэкспо» в Гавани. Это случилось в новогодние праздники и самые крутые морозы – до –36 градусов. Увидев это огромное пространство, я, может быть, впервые засомневался в необходимости делать выставку. Помог Юлий Рыбаков – сумел собрать по городским музеям разбитое, никому не нужное выставочное оборудование. Дальше было проще, глаза боятся – руки делают. Работали все художники, и нам удалось создать неплохую экспозицию, которую посетило около 50 тысяч зрителей – рекордное количество за 10 дней при температуре в зале до –15 градусов. Гигантская очередь стояла на страшном морозе в советской одежде и не отступала. Нам было, чем гордиться.

По своему содержанию выставка была многообразна и интересна. На ней были представлены все существующие в Ленинграде независимые творческие группы художников и направления в современном искусстве.

К апрелю 1987 года работа со зрителями и долгие годы дружбы со многими из них привели нас к мысли о создании любительского объединения зрителей, которые могли помочь нам в организации новых выставок в новых условиях «Гласности». Примером этого, возможно, послужила инициатива Тимура Новикова по созданию «Клуба любителей Маяковского».

Мы поставили себе задачу получить постоянное помещение для выставок и встреч. С помощью многих людей из «корпуса быстрого реагирования», стараниями Любы Гуревич, которая к тому времени уже стала знатоком художников ТЭИИ и их проблем, нам это удалось. С начала 1988 года в Клубе ЛСПО им.Свердлова начало работать творческое объединение Ленинградская галерея «Вернисаж». Сначала под руководством Л. Гуревич, затем И. Храброго. Там нашел приложение своим силам ленинградский клуб искусствоведов. И было сделано несколько серьезных выставок: А. Манусова, живописи из коллекции Н. Благодатова, С. Россина, И. Иванова, «Новых художников». Они сопровождались статьями молодых и перспективных искусствоведов: М. Трофименкова, А. Митрофановой, А. Хлобыстина, Е. Андреевой, О. Туркиной.

К сожалению, «Вернисаж» просуществовал недолго, т. к. политические и социальные перемены, падение экономики в стране не могли не отразиться на жизни ее граждан. Им пришлось думать, в первую очередь, о том, как выжить.

30 сентября 1987 года в здании на ул. Воинова 35а состоялся 1-й ленинградский аукцион, где продавались произведения современного искусства. Художники ТЭИИ приняли в нем участие: Андреев В., Брылин В., Михайлов Вл., Орлов И., Орлов Е., Рыбаков Ю., представивший самую дорогую картину «Северный мираж». Начальная цена была назначена в 700 р. Картина была куплена музеем атеистической пропаганды в Казанском Соборе.

10-я общая выставка «Галерея ТЭИИ» (20 мая – 17 июня 1987 года, ЛДМ, 116 художников).

Впервые ГУК разрешило напечатать афишу выставки с полным названием нашей организации: Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства.

Художники ТЭИИ задумали создать выставку раритетов «неофициального» искусства. Она получила название «Галерея», так как в то время мы еще не представляли себе, что такое галерея в западном смысле ее предназначения, так же как не знали о том, как существует современное искусство в ситуации рынка! Сейчас очевидно, что экспозиция этой выставки была сделана с великим тщанием. Собственным выставкомом были отвергнуты работы более 70 художников. Конечно, это было мотивировано лишь личностными пониманием и пристрастием к определенному стилю в живописи членов выставкома и, соответственно, полным неприятием того, чего они не понимали. Тем не менее, результат был великолепен. Наверное, можно говорить, что экспозиция выставки «Галерея ТЭИИ» была предтечей выставок из коллекции Музея нонконформистского искусства, основанного через 11 лет в Арт-Центре «Пушкинская-10». Жалко только, что лучшие картины 80-х были уже все проданы еще до середины 90-х.

В ситуации отсутствия цензуры и скандала не было ни прессы, ни критиков, которые могли бы по достоинству оценить работы художников-нонконформистов 80-х.

Летом продолжала свои выставки в Крымской обсерватории группа «Алипий». Вокруг них образовался круг непризнанных местных художников во главе в Д. Филовым, который потом выставлялся с нами в Ленинграде. А на С. Сергеева, как питерского инициатора, местный отдел КГБ завел дело.

Возил в Ереванский музей выставку Миша Иванов. Были выставки в Кохтла-Ярве и Гос. дворце-музее ЭССР Кадриорг города Таллинна 6 марта 1986 г.

Уникальную выставку «Почерк» собрали художники-графики 9 октября 1987 г. в ЛДМ. В то время это было очень смело и даже вызывающе, т. к., в основном, «неофициальные» художники не имели доступа к профессиональным средствам размножения – печатным станкам, чтобы изготовлять как штучную, так и тиражированную графику. Но в данном случае получилось единение художников «официалов» и «неофициалов» по одному замечательному признаку – профессионализму творчества.

Состоялась знаменитая выставка художников ТЭИИ в МГУ на философском факультете. Позже мы продлили ее прямо напротив Кремля в клубе (ТЭИИ в МГУ – с 15 ноября до 30 декабря 1987 года).

11-я общая выставка ТЭИИ (11 декабря 1988 года – 10 января 1988 года, Выставочный зал СХ РСФСР15 на Охте, 145 художников).

Впервые «неофициальным» художникам Ленинграда дали выставочный зал Союза Художников. Разрешение пришло из Москвы, и это было большой неожиданностью для Ленинградских властей, которые не собирались нам помогать.

На этой выставке стало очевидно, что членство в ТЭИИ уже не играет столь серьезной роли, как раньше. Участвовало много неизвестных пока художников. С другой стороны уже давно образовавшиеся творческие группы предпочитали демонстрировать свои работы в своих небольших локальных экспозициях в контексте общей. Цензуры уже не было, но чувствовалось, что художники, еще не совсем поверили в это.

Серьезной попыткой показать связь современного «неофициального» искусства ТЭИИ с русским авангардом первой четверти ХХ века, стала выставка «Аспекты абстракционизма», состоявшаяся в 1988 году с 27 марта по 15 апреля в ЛДМ.

Каждая историческая эпоха создает новые смыслы и новую символику.

«Тенденция к абстрагированию существовала в изобразительном искусстве с момента его возникновения. Стремление передать внутреннюю суть явления – характерная черта искусства Индии, Китая, Арабского Востока, Древней Руси. Расширение представлений о мире, начало проникновения в космические тайны Вселенной и в микрокосмос, усложнение социальной жизни и возрастание ее динамики, возможность более широких контактов между культурами не могли не повлиять радикальным образом не только на содержание, но и на форму изобразительного искусства ХХ века.

Время ставит перед каждым из видов искусства задачу максимального выявления только ему присущих средств выражения для создания своего особого языка. На наш взгляд, “литературность”, сюжетность, имитация предметной материальности в картине уводят от ее чисто живописного содержания, отодвигают его на задний план, – причем критерием эстетической ценности живописи становится степень “сходства” с натурой.

Абстракционизм представляет собой одно из важнейших достижений художественной культуры ХХ века» – писал к выставке ее участник Валерий Шалабин.

Замечательным событием в культурной жизни Ленинграда стала выставка группы художников ТЭИИ и Минских художников, посвященная 1000-летию Крещения Руси, которая состоялась 14 – 25 июня 1988 года в МТЦ Калининского района, на углу пр.Непокоренных и Пискаревского пр., в помещении бывшей библиотеки.

12-я общая выставка ТЭИИ (7 мая – 5 июня 1988 года, ЛДМ, 111 художников).

На этой выставке выставком кардинально изменился. Возглавил его художник Михаил Иванов, и можно было ожидать принципиально иного подхода к отбору картин и выстраиванию экспозиции. Выставка оказалась похожей на прекрасный букет весенних цветов. Что само по себе немало, но дух Товарищества бродил где-то рядом.

Уже открывалась дорога к свободному общению со всем миром.

В 1988 году состоялась первая выставка художников ТЭИИ в США. До этого кое у кого были отдельные выставки, там и в Европе, но никто не представлял, кроме себя, все Товарищество. Устраивала выставку американская художница Барбара Хазард, которая стала на долгие годы нашим помощником и верным другом. Историю собирания этой выставки она сама хорошо описала в своей книге «Рядом с Невским проспектом», которая была переведена на русский язык и издана на «Пушкинской-10».

В США я пробыл в 1989 году около 3 месяцев. Наша выставка совершала турне. Из калифорнийской галереи «Роут Уан» в другую галерею, потом в музей и т. д. Была хорошая пресса. Я выступал с лекциями о «неофициальном» искусстве Ленинграда с показами слайдов в самой галерее, перед студентами в Университете Беркли, в русском доме Колумбийского Университета, в колледже города Олимпия под Сиэтлом.

Барбара и я выбирали картины американских художников для ответной выставки у нас в Ленинграде. Еще удалось договориться об участии художников ТЭИИ в фестивале русского искусства в Сан-Диего с галереей Дэвида Запфа, что и произошло годом позже.

Барбара Хазард продолжала популяризировать наше искусство в Америке. Благодаря ей в Ленинград приехала директор музея университета Лос-Анжелеса Сельма Холо для отбора наших работ на следующее турне. Выставка называлась «Хранители огня». Это были 1990-1991 гг.

Затем Барбара Хазард познакомила меня с Уиллом Уайтом, человеком из университетских кругов Америки. Он загорелся идеей устроить новое турне «неофициальных» художников Ленинграда по галереям и музеям университетов США и Канады. У Барбары была легкая рука – это турне состоялось, и наши картины 3 года – с 1991 по 1993 – демонстрировали наше искусство в Университетах Америки. Выставка называлась «Что не запрещено, то разрешено». Американцы любили называть наши выставки весьма романтично.

В Ленинграде художникам ТЭИИ суждено было опять собраться вместе в 1988 году на выставке в Манеже, куда были приглашены как члены ЛОСХа, так и «неофициальные» художники. Официальное название звучало как «Современное искусство Ленинграда». В народе же выставка получила название «правые-левые». Так получилось, что «неофициальные» художники заняли левую часть Манежа, а ЛОСХ – правую. И я помню, что когда народу было много, то явно ощущался крен выставочного зала на «левый борт» – толпились в основном там. Из общения со зрителями я понял, что несмотря на достаточно длительную и успешную выставочную практику ТЭИИ в предыдущие годы, многие из них ничего не видели, начиная с выставок в ДК Газа и Невском. Всего в этой выставке участвовало 144 неофициальных художников.

Выставка в целом имела успех. И как всегда бывает в таких случаях, тут же появилась масса каких-то близких к искусству людей: коллекционеров, критиков, корреспондентов, искусствоведов, которые обязательно хотели как-то выгодно подать себя на фоне этой выставки. Все было разрешено, а значит не страшно.

А ведь, когда мы приглашали их всех на обсуждение наших выставок ТЭИИ в Советское время, никто не приходил!

У ретроспективного раздела нашей экспозиции было особенно много людей, появилось телевидение. Помню, как ведущие хотели вытащить к камере кого-нибудь нейтрального, чтоб про искусство говорилось как-нибудь отвлеченно от того, какой ценой оно далось «неофициальным» художникам. Меня старательно не впускали в круг избранных, но я чувствовал, что просто обязан рассказать про ТЭИИ и, набравшись наглости, влез в кадр. Как ни странно, но мои слова не вырезали, они были в телепередаче. Когда на следующий день я брел по Невскому проспекту, ко мне неожиданно подошел пожилой человек и с жаром стал благодарить за то, что я один говорил в телепередаче правду. Я был потрясен, я никак не ожидал, что мы действительно кому-то нужны и в нас верят.

Относительный интерес американцев к нашему искусству не вскружил нам голову. Хотелось продолжать деятельность ТЭИИ в России. В 1988 году по инициативе Минских художников: Игоря Кашкуревича, Людмилы Русовой из группы “Pluralis”, группы «Коми-Кон» – и объединения Витебских художников «Квадрат», Ленинградские художники ТЭИИ приняли участие в выставке-турне, посвященной 110-летию со дня рождения Казимира Малевича. Выставки состоялись в Витебске (1988 г.), Минске (1989 г.) и Москве (1990) и сопровождались перформансами Л. Руссовой / И. Кашкуревича и О. Соколовой / Д.Пиликина (сопровождаемый музыкой В. Гончаровой (Таллинн)).

Почти все художники ТЭИИ принимали участие в выставке, организованной кооперативом-галерей «Ариадна» и теми же молодыми искусствоведами, которые делали выставки в «Вернисаже». Выставка называлась «От официального искусства – к перестройке» и состоялась в 1989, 8 – 31 января в Ленэкспо, Гавань. Выставка была сумбурной, смешались все поколения «неофициалов». И ленинградцы, и иногородние художники, и эмигранты, и молодежь, которая еще пороха не нюхала. «Предчувствие свободы» оправдывалось. Событие стало заметным в культурной жизни Ленинграда, но слишком веселым для того, чтобы кто-нибудь успел проанализировать ситуацию в современном искусстве. Этим нам предстояло заняться чуть позже.

Самообеспечение

После того, как я вернулся из Америки, весной 1989 года, мы начали создавать культурный центр в доме 10 на Пушкинской улице, который к тому времени уже частично занимали некоторые художники ТЭИИ. (Подробно об этом в статье «От самовыражения к самореализации», «Новый художественный Петербург», 2004 г.)

13-я выставка ТЭИИ (26 декабря – 15 января 1990 года, выставочный зал СХ РСФСР на Охте, 97 художников).

Мы собрали на эту выставку старый состав ТЭИИ и соединили его с молодыми художниками нового поколения, которые появились к этому времени на «Пушкинской-10»16.

Пользуясь нашими старыми связями, мы абонировали выставочный зал на Охте. Занимались этим художники из старого состава ТЭИИ: С. Ковальский, Е. Орлов, Ю. Рыбаков, Е. Тыкоцкий, И. Орлов, и молодые с «Пушкинской»: Л. Зимин, П. Охта (Батраков), группа «Свои».

Выставка получилась разнообразной, но все-таки не до такой степени всеядности, как недавно прошедшая в Гавани «От неофициального искусства к перестройке».

«На Охте» чувствовалась годами отработанная эстетика питерского «неофициального» искусства. Даже молодые, например группа «Свои», несмотря на очевидную оригинальность, оказались действительно своими. Активное участие принимали на выставке перформансисты и театр «ДаНет» Бориса Понизовского. Единение старого и нового поколения художников, музыкантов, актеров, поэтов, которое проявилось на этой выставке, привело к официальному созданию в 1991 году Творческого союза ГФСК17. Эстафета была передана «де юре».

Мы продолжали нашу созидательную работу и двигались по диагонали из нижнего темного угла, куда Советская власть пыталась загнать инакомыслие, через осваиваемое нами по пути пространство будущего храма искусства, к верхней точке света, достигая которую, ты понимаешь, что уже в Храме. Полагаясь на интуицию, ТЭИИ завершило свою работу и поставила точку в конце диагонали.

Этой точкой можно считать завоевание своего места в своем городе Санкт-Петербурге – в доме № 10 по Пушкинской улице и создания третьей формации Товарищества «Свободная культура», как официального творческого союза деятелей независимого современного искусства (после ТЭВ и ТЭИИ). Основной культурной программой Товарищества «Свободная культура» стало создание в этом доме Арт-центра «Ковчег XXI век». Так он назывался в ХХ веке. После ремонта дома, уже в веке XXI-м, в который мы вошли умудренные 25-летним опытом борьбы за свои права, народная молва переименовала Арт-Центр, и он стал называться «Пушкинская-10».

Арт-Центр мы создавали как коллективное произведение искусства: самовоспроизводящийся и саморазвивающийся кинетический объект современной культуры – ПАРАЛЕЛЛОШАР. Это место, где творится современное независимое искусство. В этом же доме, следуя принципу самообеспечения, мы основали в 1998 году Музей нонконформистского искусства.

Благодаря стойкости тех, кто остался на Родине, после волны эмиграции 70-х, и претерпевая невзгоды, продолжал отстаивать свое право жить и творить дома, мы живем теперь в едином интеллектуальном пространстве мирового сообщества.

Список членов

Товарищества Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ)

(1981-1991 гг.)

АЛЕНА (Сергеева Валентина), Андреев Виктор, Астраханцев Е. (Марышев Евгений), Афанасьев Валентин, Афоничев Вячевлав, Афоничева Алла, Бадалов Баби; Бернадский Сергей, Бихтер Александр, Блейх Галина, Богомолов Глеб, Богун Юрий, Болмат Леонид, Борисов Леонид, Бородин Владимир, Бородин Игорь, Борщ Борис, Бровина Жанна, Брусовани Юрий, Брылин Владимир, Бябленков Николай, Васильев Анатолий, Вермишев Алексей, ВИК (Забелин Вячеслав), Воинов Вадим, Вязьменский Александр, Гавриленко Николай, Герасименко Валентин, Гиндпер Евгений, Гобанов Юрий, Голубенков Кирилл, Гоос Владимир, Горяев Александр, Григорьев Сергей, Гуревич Александр, Гуров Юрий, Дмитриев Евгений, Лесник (Добротворский Сергей), Дубяго Василий, Духовлинов (Клавсуц) Владимир, Жилина Наталья, Завельская Елена; Зверев Николай, Иванов Игорь, Иванов Михаил, Иванова Наталья, Иванова Юлия, Ивоанов Ростислав (Иванов), Иофин Михаил, Исаков Алексей, Каверзина Марина, Кириллова Ия, Кириллов Николай, Ковальский Сергей, Кожин Александр, Козин Алексей, Козлов Борис, Козлов Виктор, Козлов Юрий, Колесников Сергей, Коломенков Александр, Комарова Светлана, Коневин Валерий, Корсавина Людмила, Кошелохов Борис, Куташов Андрей, Лагускер Юлия, Ларин Владимир, Ларин Вячеслав, Левтова Марина, Лисунов Владимир; Лозин Сергей, Лоцман Александр, Лука Кузнецов (Ковалев Алексей), Максимов Владимир, Малтабаров Александр, Манусов Александр, Маслов Олег, Медведев Юрий, Медведев Юрий; Мелехов Олег, Миллер Кирилл, Митавский (Иванов) Борис, Михайлов Владимир, Моисеенков Владимир, Мусалин Евгений, Нечепурук Анатолий, Никитина Ленина, Никонова Ры (Таршис Анна), Новиков Тимур, Новиков Юрий, Ноткин Лев, Овчинников Вадим, Ордановский Евгений, Орлов Евгений, Орлов Игорь, Павлов Владимир, Павлова Вера, Петроченков Юрий, Побоженский Вячеслав, Погорельская Татьяна, Позин Евгений, Позин Михаил, Потерин (Потеряев) Валерий, Пуд Афанасий (Файнзильбер Евгений), Рожков Вячеслав, Россин Соломон (Розин Альберт), Рыбаков Юлий, Савченко Валентин, Семенов Александр, Сергеев Сергей, Сигей (Сигов) Сергей, Скроденис Владимир, Смирнов Игорь, Соловьева Валентина, Сотников Иван, Сухов (Суханов) Ярослав, Сухоруков Вячеслав, Тарантул Борис, Тихомирова Ирина, Трофимов Виктор, Тыкоцкий Евгений, Угринович Виталий, Ухналев Евгений, Федоров Леонид, Фигурина Елена, Филов Дмитрий, Флоренский Александр, Барбара Хазард, Чернобай Светослав, Чуркин Владимир, Шагин Владимир, Шагин Дмитрий, Шагова Татьяна, Шалабин Валерий, Шевеленко Вячеслав, Шевеленко Елена (Волкова Марта), Шинкарев Владимир, Шмагин Вячеслав, Шмуйлович Ольга, Юфит Евгений; Юхвец Гарри, Яблоков Андрей, Ясеницкий Игорь.

1 ТЭИИ – творческая организация, которая, сохраняя традиции Петербурга-Ленинграда – крупнейшего центра мировой культуры, считало своим долгом поддерживать тех передовых художников всей страны, кто по ряду бюрократических и идеологических критериев не мог стать членом Союза Художников.

2 СССР – Союз Советских Социалистических республик.

3 ГУК – Главное управление Культуры.

4 МНИ – Музей нонконформистского искусства.

5 КГБ – Комитет Государственной Безопасности.

6 ТЭВ – Товарищество Экспериментальных выставок.

7 ЛДХС – Ленинградский Дом Художественной Самодеятельности.

8 ЛДМ – Ленинградский дом молодежи.

9 ЛОСХ – Ленинградское Отделение Союза Художников.

10 А. Рапопорт, «Нонконформизм остается», изд. «Деан», СПб, 2003.

11 ПМЖ – постоянное место жительства.

12 «Клуб-81» – общественная организация, объединявшая «неофициальных» литераторов Ленинграда.

13 Документально об этом в книге «От Ленинграда к Петербургу», изд. «Деан», СПб, 2007.

14 О группах подробнее в книге «От Ленинграда к Петербургу», изд. «Деан», СПб, 2007.

15 СХ РСФСР – Союз Художников Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.

16 «Пушкинская-10» – Арт-Центр.

17 ГФ «СК» – Гуманитарный Фонд «Свободная культура», перерегистрированный в 1999 году как Товарищество «Свободная культура».